Из множества существующих теорий, концепций и моделей перевода лично мне как переводчику-практику ближе и симпатичнее Теория закономерных соответствий Рецкера. Она действительно гениально проста, и в ней нет тех заумных "понтов", которые свойственны многим другим теоретическим построениям вокруг процесса перевода.

Всякие там "инварианты перевода" (что-то вроде всегда остающегося сухого остатка при сравнении разных переводов одного и того же текста) это все для "теоретиков", чтобы они могли много и долго об этом рассуждать.

Помню, как более 15 лет назад мне довелось слушать в МГЛУ аспирантские лекции уважаемого Вилена Наумовича Комиссарова. И помню, как у меня вызывало неприятие, когда он излагал широко признанную теорию о том, что мол переводчик, владеющий несколькими иностранными языками, слыша оригинальный текст сперва переводит его для себя на некий тоже своего рода абстрактный "инвариант" и уже после этого якобы "переводит" с этой абстрактной и неуловимой сущности на один из тех языков, которыми владеет.

Этакий переводчик-фокусник. Мол, есть у меня этот закодированный субстрат перевода. Главное - его выделить и вычленить. А уж с него я вам без особого труда переведу на любой из тех языков, которыми владею. Хотите - на английский. Хотите - на турецкий. Хотите - на язык племени "ням-ням".

С одной  стороны, конечно же принципы научного "дискурса" (слово-паразит номер один!) предписывают использовать для научного описания чего бы то ни было некий мета-язык (язык более высокого уровня), который не привязан к тому живому языку, закономерности функционирования которого требуется адекватно описать.

С другой стороны, мне думается, что при лингвистическом описании и моделировании переводческих процессов следует все-таки оставаться на лингвистическом уровне, пусть это будет компьютерная лингвистика, лингвостатистика и т.д.

Если же мы начинаем уходить в дебри нейропсихологии и прочих достаточно далеких от лингвистики наук, то получаемые при этом выводы уже имеют касательство не столько к лингвистике или переводоведению, сколько к психологии как таковой и ее многочисленным подразделам. Это уже совершенно иная парадигма научного знания.

Ведь если следовать этой логике исследования, то можно и язык разложить на молекулы, атомы и наночастицы, а весь процесс перевода свести к теории условных рефлексов Павлова, сравнив переводчика с лягушкой, через которую пропускают электрический ток.  Это действительно очень похоже, но к теории перевода имеет очень мало отношения.

Возможно, теория "инварианта" в какой-то степени актуальна для синхронного перевода, где переводчику часто приходится в условиях полного нонсенса "рвать на голове волосы" и судорожно думать, что же из этого безудержного "потока сознания" можно попытаться перевести, а потом задним числом объявить этим самым "инвариантом". Ведь перевести все без пропусков и неизбежного брака синхронист просто не в состоянии. Но синхронный перевод  - это далеко не основной и не самый типичный жанр перевода.

На самом деле, у практикующего переводчика существует масса других куда более важных проблем и трудностей. Ему некогда заниматься вычленением этого самого "инварианта". А если что-то похожее и происходит в его мозгу, то происходит автоматически. И не это гарантирует успешный перевод.

Для верного, точного, адекватного, эквивалентного и т.д. перевода переводчик должен решить куда более тривиальные задачи: найти переводческие эквиваленты для ключевых терминов, уловить и передать акценты, по возможности, ничего не пропустить и не исказить при переводе. Причем, как правило, переводчику приходится делать все это в условиях ограниченного времени.

В этом смысле процесс перевода более адеватно способны описать комбинаторика и кибернетика. Рабочий материал переводчика, как и писателя, это прежде всего слова, а не какие-то абстрактные сущности. Квалифицированный переводчик должен мастерски владеть этими словами и расставлять их в нужном порядке. Не больше и не меньше.

В высокопрофессиональном переводе действительно много не только творчества, но и автоматизма. Но автоматизм этот происходит не на уровне инвариантных абстрактных сущностей, а на более банальном уровне речевых клише, заученных слов и т.д. Переводчик знает что данное слово или данную пословицу принято переводить на другой язык именно так, а не иначе. И когда они ему встречаются, он просто подставляет соответствующий эквивалент из своей профессиональной памяти или из словаря.

С точки зрения сопоставительной лексикологии и переводоведения, у каждого практикующего переводчика высокой квалификации со временем нарабатывается этот самый запас закономерных переводных соответствий, которые становятся важной составной частью его переводческой компетенции и квалификации и служат ему большим подспорьем в его переводческой деятельности, будь то письменные или устные переводы.

В своей обширной переводческой практике (тысячи часов устного перевода и тысячи страниц переведенных текстов) я не раз отмечал для себя некие полумистические вещи, касающиеся поиска эквивалента  для перевода того или иного слова или словосочетания. Эти удивительные вещи, целиком подтверждающие справедливость теории закономерных соответствий, выражаются в следующем.

Все 35 лет после окончания переводческого факультета Московского Инъяза я сознательно много и очень много перевожу с русского  на немецкий, то есть, на неродной язык. Еще  на заре своей переводческой деятельности я дал себе установку думать по-немецки. Тем самым уровень владения родным и неродным языком как бы уравновесился. Вплоть до того, что у меня даже пошли некие огрехи и интерференции в русском языке, скажем, в той же пунктуации, так как немецкий все эти годы является для меня главным рабочим языком.

Так вот: при поиске эквивалента, когда я перевожу на немецкий, алгоритм следующий. Я не пытаюсь припомнить, как по словарю правильно переводится то или иное слово. Я просто "запускаю" свой внутренний компьютер, и он начинает обходить мой личный лексикон (то есть весь набор лексических средств, известных мне в немецком языке). Через какое-то непродолжительное время (максимум несколько минут), "компьютер" выдает нужное слово или же говорит, что такого слова в хранилище памяти нет. Тогда приходится лезть в словарь, вести розыскания в интернете и т.д.

Причем не так уж редко случается, что извлеченный из глубин сознания или подсознания  вариант перевода никогда не был мне известен, я не видел его в словарях. То есть, он как бы родился в процессе как результат сопоставления мозгом двух моих индивидуальных лексиконов: русского и немецкого. После этого, бывает, что я для подстраховки лезу все-таки в словарь. И нахожу там тот самый вариант перевода, к которому за несколько минут до этого я пришел сам путем мобилизации своих собственных языковых ресурсов.

Это и есть те самые закономерные соответствия между лексическими системами двух языков. Они могут эксплицитными (уже найденными и зафиксированными) и могут имплицитными (то есть, еще только дожидающими своего открытия и фиксации в словарях), но они есть. И их важная отличительная особенность - воспроизводимость.

Вообще в языке очень многое можно объяснить при помощи математики и статистики. Все те слова и термины, с которыми имеет дело переводчик или терминолог, обладают определенной частотностью. И если просматривать достаточно большой массив бумажных или электронных текстов, то можно с весьма большой степенью надежности утверждать, что определенный термин или слово будут, как по мановению волшебной палочки,  встречаться через каждые 10-20 тысяч слов.

Еще одна удивительная вещь, касающаяся закономерных соответствий (я наблюдал ее при устном переводе с коллегами схожего уровня квалификации), это то, что достаточно часто два разных переводчика высокой квалификации, независимо друг от друга, выбирают одинаковый переводческий эквивалент для  нестандартного слова или выражения, перевод которого не мог им быть известно заранее по словарям.